Поэты ходят пятками по лезвию ножа, и режут вкровь свои босые души (с) Высоцкий
Весна уходила и плакала.
Навзрыд, всем небом, безутешно. Она не хотела прощаться, она так хотела остаться.
Она не могла понять – зачем? Почему так вышло? Она размазывала слёзы и макияж грязью по запруженным дорогам, с головою зарывалась в тучи и не могла – не хотела поверить.
Она расставляла все точки над і – молниями, прямо в сердце. Кричала громом в истерике! Не могла, не хотела простить. До крови, до костей выжигала шрамы – чтоб помнили, чтоб только не забыли. «Слышишь? Помни! Мы можем расстаться, мы больше никогда не увидимся, ты можешь влюбляться и спать с кем угодно. Но не смей – слышишь? НЕ СМЕЙ МЕНЯ ЗАБЫВАТЬ!!!!»
Она знала, что обречена. Знала, что у неё нет выхода, нет ни одного шанса. Слишком поздно пришла, слишком поздно всё поняла. Она проиграла. Давно растеряла вишни, осыпала нежность лепестками под ноги – в асфальт. Не уберегла сирени. Даже свечи каштанов, и те – погасли.
Ей оставался только день – лишь день! Она так ничего и не успела.
Она всегда знала, что умрёт, но не подозревала – что так скоро! А ей всё казалось, что всё ещё впереди…
Она плакала грустной, тихой моросью. «Ну почему? Разве я не была красивой? Разве не была нежной и ласковой? Сводила с ума, срывала крыши, дарила стихи и песни…»
То вдруг нахлынула нерастраченная вовремя нежность – всё копила, всё думала подарить её позже – рассеялись тучи. И вот она смотрит доверчивым голубым взглядом, из-под заплаканных веток. И тихим щебетом шепчет: «Прости. Я не хотела выходить из себя. Пожалуйста, не сердись на меня, постарайся меня понять. Я знаю, что должна уйти. Я уйду. Пожалуйста, помни меня такой – солнечной, ласковой. Все мои рассветы – робкий серенький рассвет в пустынном дворе, прозрачный, ясный до боли рассвет над собором Святого Юры… Помни очарованье львовских улочек – то было моё очарованье. Помни ароматы сирени, помни нежность первого поцелуя – цветенье клёнов. Не держи на меня зла. Разве я не была у тебя самой нежной, самой особенной?»
А в лесу отцветала земляника. Последними ласковыми лучами – прозрачными, очищенными слезами – целовала в щёки облетевшую черёмуху, гладила малину, играла с каждой капелькой на ветках, сбивала их игривым ветром.
То снова наворачивались слёзы. О, как же ей не хотелось уходить!!! Она даже не могла обмануть себя. Знала: едва она умрёт, её место займёт Лето. И она злилась – ненужной, бессильной злобой – как четыре шипа незнакомой ей Розы – рвала на деревьях листья. «Ты ещё пожалеешь! Ты ещё поймёшь! Пройдёт твоё лето, закончится осень – и тогда, в солёной грязи ноября, над трупами облетевших листьев – тебе захочется выть на луну, от того, что меня нет рядом! Ты будешь рвать на себе волосы, до боли стискивать кулаки. Захочется отдать полжизни, лишь бы я хоть на день оказалась с тобой. И ты будешь писать стихи – полные тоски и осени. Но будут они обо мне. Мой последний тебе подарок…»
Она хотела быть гордой, хотела уйти с высоко поднятой головой. Но как же не хотела она уходить!
Так, плача, уходила ещё одна весна..
Навзрыд, всем небом, безутешно. Она не хотела прощаться, она так хотела остаться.
Она не могла понять – зачем? Почему так вышло? Она размазывала слёзы и макияж грязью по запруженным дорогам, с головою зарывалась в тучи и не могла – не хотела поверить.
Она расставляла все точки над і – молниями, прямо в сердце. Кричала громом в истерике! Не могла, не хотела простить. До крови, до костей выжигала шрамы – чтоб помнили, чтоб только не забыли. «Слышишь? Помни! Мы можем расстаться, мы больше никогда не увидимся, ты можешь влюбляться и спать с кем угодно. Но не смей – слышишь? НЕ СМЕЙ МЕНЯ ЗАБЫВАТЬ!!!!»
Она знала, что обречена. Знала, что у неё нет выхода, нет ни одного шанса. Слишком поздно пришла, слишком поздно всё поняла. Она проиграла. Давно растеряла вишни, осыпала нежность лепестками под ноги – в асфальт. Не уберегла сирени. Даже свечи каштанов, и те – погасли.
Ей оставался только день – лишь день! Она так ничего и не успела.
Она всегда знала, что умрёт, но не подозревала – что так скоро! А ей всё казалось, что всё ещё впереди…
Она плакала грустной, тихой моросью. «Ну почему? Разве я не была красивой? Разве не была нежной и ласковой? Сводила с ума, срывала крыши, дарила стихи и песни…»
То вдруг нахлынула нерастраченная вовремя нежность – всё копила, всё думала подарить её позже – рассеялись тучи. И вот она смотрит доверчивым голубым взглядом, из-под заплаканных веток. И тихим щебетом шепчет: «Прости. Я не хотела выходить из себя. Пожалуйста, не сердись на меня, постарайся меня понять. Я знаю, что должна уйти. Я уйду. Пожалуйста, помни меня такой – солнечной, ласковой. Все мои рассветы – робкий серенький рассвет в пустынном дворе, прозрачный, ясный до боли рассвет над собором Святого Юры… Помни очарованье львовских улочек – то было моё очарованье. Помни ароматы сирени, помни нежность первого поцелуя – цветенье клёнов. Не держи на меня зла. Разве я не была у тебя самой нежной, самой особенной?»
А в лесу отцветала земляника. Последними ласковыми лучами – прозрачными, очищенными слезами – целовала в щёки облетевшую черёмуху, гладила малину, играла с каждой капелькой на ветках, сбивала их игривым ветром.
То снова наворачивались слёзы. О, как же ей не хотелось уходить!!! Она даже не могла обмануть себя. Знала: едва она умрёт, её место займёт Лето. И она злилась – ненужной, бессильной злобой – как четыре шипа незнакомой ей Розы – рвала на деревьях листья. «Ты ещё пожалеешь! Ты ещё поймёшь! Пройдёт твоё лето, закончится осень – и тогда, в солёной грязи ноября, над трупами облетевших листьев – тебе захочется выть на луну, от того, что меня нет рядом! Ты будешь рвать на себе волосы, до боли стискивать кулаки. Захочется отдать полжизни, лишь бы я хоть на день оказалась с тобой. И ты будешь писать стихи – полные тоски и осени. Но будут они обо мне. Мой последний тебе подарок…»
Она хотела быть гордой, хотела уйти с высоко поднятой головой. Но как же не хотела она уходить!
Так, плача, уходила ещё одна весна..
-
-
01.06.2006 в 00:23-
-
01.06.2006 в 12:51П.С. приятный дизайн