Поэты ходят пятками по лезвию ножа, и режут вкровь свои босые души (с) Высоцкий
Художник устал. Было холодное зябкое утро, жутко болела голова.
Он растерял все свои яркие краски - осталась пара грязных акверелей да серый грифельный карандаш...
Ему не хотелось думать оперспективе, композиции, цветовой гамме и проче дряне. Ему хотелось забыться во сне на веки вечные. Хотелось раствориться в сероватом листе бумаги...
Мира больше не сущуствовало. Ни неба, ни горизонта, ни солнца, ни ветра. Только маленький, метров 10 в диаметре, островок грязноватой земли, с призрачными тенями домов и деревьев. Чёрные розчерки облетевших ветвей таяли в тумане. Иногда выныривали какие-то люди и машины, и снова исчезали в тумане...
Мир проиграл. Мир устал от долгой войны. День за днём отступая, теряя листок за листком, улыбку за улыбкой. У мира не осталось больше сил. Он едва заметно дышал, не имея даже желание зализать раны, съёживаясь до крохтного островка реальности.
Художник посмотрел на серовато-бурые трупикилистьев, свисающие с почти голых деревьев, ещё недавно бывших вишнями. Но он уже не помнил, что такое вишни. На грязные призраки машин, на расплывчатые тени домов. Скривившись, он скомкад мир и, отшвырнув куда-то в сторону, достал чистый лист.
С минуту он крутил карандаш, глядя на чуть сероватую немую бумагу. А потом, улыбнулся и отложил карандаш: ему было нечего добавить к этому безмолвно-белому совершенству
Он растерял все свои яркие краски - осталась пара грязных акверелей да серый грифельный карандаш...
Ему не хотелось думать оперспективе, композиции, цветовой гамме и проче дряне. Ему хотелось забыться во сне на веки вечные. Хотелось раствориться в сероватом листе бумаги...
Мира больше не сущуствовало. Ни неба, ни горизонта, ни солнца, ни ветра. Только маленький, метров 10 в диаметре, островок грязноватой земли, с призрачными тенями домов и деревьев. Чёрные розчерки облетевших ветвей таяли в тумане. Иногда выныривали какие-то люди и машины, и снова исчезали в тумане...
Мир проиграл. Мир устал от долгой войны. День за днём отступая, теряя листок за листком, улыбку за улыбкой. У мира не осталось больше сил. Он едва заметно дышал, не имея даже желание зализать раны, съёживаясь до крохтного островка реальности.
Художник посмотрел на серовато-бурые трупикилистьев, свисающие с почти голых деревьев, ещё недавно бывших вишнями. Но он уже не помнил, что такое вишни. На грязные призраки машин, на расплывчатые тени домов. Скривившись, он скомкад мир и, отшвырнув куда-то в сторону, достал чистый лист.
С минуту он крутил карандаш, глядя на чуть сероватую немую бумагу. А потом, улыбнулся и отложил карандаш: ему было нечего добавить к этому безмолвно-белому совершенству
-
-
08.11.2005 в 14:08Непоправимо белая страница
Мисоза пахнет Ниццей и теплом
В луче луны летит большая птица"
одно из любимых стихотворений. А вообще чистый лист это действительно здорово и завораживает... я боюсь его... боюсь нарушить эту гармонию.... Это тяжело, для меня новый рисунок - это новые мучения....
-
-
08.11.2005 в 15:03-
-
08.11.2005 в 15:25спасибо
Fessa полностью согласна
хоть не скажу, что это именно то, что имела в виду. и имела ли что-то?
-
-
09.11.2005 в 11:38Снегом укроет размазанный мир,
Станет он чистым и светлым,
И хочется видеть его лишь таким,
Снежинкой,летящей по ветру...
-
-
09.11.2005 в 12:19(у меня аськи больше не будет
-
-
09.11.2005 в 12:24А что с твоей аськой?
-
-
09.11.2005 в 12:39а аси больше не будет.. Родители, наконец-то поняли, что это - зло
так что меня тепреь только по смс или телефону можно достать
-
-
09.11.2005 в 17:51*хнык* мне будет не хватать тебя в асе..